Потом мы гадали, сколько продержится это увлечение. Было высказано мнение, что через год рок-н-ролл отомрет, потому что на смену ему придет что-нибудь еще более дурацкое. Хотя, честно признаюсь, рок в исполнении олимпийцев мне понравился. Я как сейчас вижу их спортивные фигуры, смеющиеся загорелые лица. Говоря избитыми штампами, это был праздник молодости, красоты и здоровья.

У Полины Астаховой в сумочке лежала олимпийская медаль.

Если бы я знал тогда, что четверть века спустя мне придется вспоминать об этом — и совсем не в связи с историей нашего спорта или с моей личной биографией, а благодаря той заморской пластинке с металлическим голосом Билла Хейли, которая причисляется ныне к классике рок-музыки!

Тем не менее я все же лично присутствовал при рождении этого явления, чем не могут похвастать многие молодые читатели.

Между прочим, как я сейчас понял, та встреча с олимпийцами была, по сути дела, дискотекой в миниатюре. Собравшиеся прослушали рассказ о новом музыкальном явлении, сопровождавшийся показом модного танца, который они при желании могли повторить.

Правда, до рождения слова «дискотека» было еще довольно далеко.

Поначалу, исследуя этимологию этого слова, я предположил, что дискотека, по аналогии с библиотекой, картотекой или пинакотекой (здесь уместно заглянуть в словарь иностранных слов), есть собрание грампластинок, понынешнему — дисков.

Я ошибался. Если дискотека и собрание, то только не дисков, а молодых людей, которые слушают музыку, смотрят слайды и танцуют. В перерывах они пьют пепси-колу и едят пирожные.

Во времена моей молодости мы тоже собирались на танцевальные вечера. Правда, не было слайдов и пепси-колы. Но достаточно ли их присутствия, чтобы переименовывать танцы в дискотеку?

Когда я обращался с этим наивным вопросом к юношам и девушкам, на меня смотрели снисходительно. Что, мол, с него взять? Вообще, у них не укладывалось в мозгу, что я мог когда-нибудь танцевать.

Одна девушка девятнадцати лет сказала определенно:

— Вам уже сорок. Вы свое взяли и должны уступить нам дорогу.

Я понял, что она обращается ко мне как к представителю поколения, и сказал:

— Может быть, я свое взял. Но я еще не отдал. Так что вы берите, девушка, берите, пока не поздно!

— И не подумаю! — сказала она.

Продолжая исследование дискотеки и отличий ее от обыкновенных танцев, я включил телевизор. Мне сказали, что на телевидении есть передача «Дискотека».

Сам этот факт уже указывал на то, что дискотека — это не танцы. В самом деле, трудно предположить, чтобы танцы моей молодости транслировались по телевидению, как хоккей. Хотя, ей-богу, пара-тройка драк на танцплощадке, которые я помню до сих пор, наверняка украсили бы собою любой хоккей.

Итак, передавали дискотеку.

Молодой человек с микрофоном, лениво танцуя, приближался к группе юношей и девушек, которые тоже покачивались под музыку. Не переставая танцевать, они вступили в беседу.

— Назовите ансамбли и исполнителей на букву «м»?

— Маккартни! МАШИНА ВРЕМЕНИ! Макаревич! Поль Мориа! Махавишну! — бодро отвечали танцующие.

— Спасибо! Я удовлетворен! — сказал ведущий и отплыл.

Он-то был удовлетворен, а я нет. Во-первых, почему именно на «м»? Есть и другие буквы. Во-вторых, зачем они ему? В-третьих, кто эти Макаревич и Махавишну?

Потом я узнал, что это такая викторина. Предыдущие буквы я пропустил.

Далее они еще потанцевали. Затем ведущий пустился в непонятные мне рассуждения относительно рок-музыки. Танцующие поддакивали, иногда несмело возражали. Вдруг, как гром среди ясного неба, раздался женский голос:

— А вам не кажется, что вы не совсем точно определяете границу между «ритм-энд-блюзом» и «тяжелым роком»?

Женщину показали. Она сидела у телевизионного пульта и была, вероятно, режиссером передачи. Удивило меня то, что женщина примерно моего возраста. Откуда ей знать разницу между «ритм-энд-блюзом» и, как она выразилась, «тяжелым роком»? Значит, есть еще и «легкий»?..

Я ничего не понимал, но мне стало жаль эту женщину, потому что интонация выдавала ее. В интонации присутствовал испуг. Женщина явно не понимала, о чем она говорит.

В ее голосе я ощутил ужас моего поколения, еще недавно бывшего молодым, перед нынешней молодостью и ее безумными увлечениями.

А там, на экране, разобрались с «тяжелым роком» и поехали дальше. Пустили пленку с изображением целой группы девушек в костюмах, напоминавших космонавтов. Девушки что-то делали руками и ногами, при этом пели. Кто они были — танцовщицы или певицы, — я тоже не понял.

Я выключил телевизор и глубоко задумался.

«Крепкий орешек», — подумал я…

Вскоре представился случай глубже познакомиться с дискотеками. В Ленинграде проводился смотр-конкурс, победители которого показывали свои программы в заключительном туре. Я узнал, что в Ленинграде зарегистрировано около семидесяти дискотек, но точного их числа не знает никто. Дискотеки вспыхивают и угасают, как лампочки цветомузыки. Лишь немногие из них являются постоянно действующими.

Перед заключительным туром оргкомитет отсматривал программы. Происходило это во Дворце культуры работников связи. Танцевальный зал на пятом этаже спешно готовился к смотру. На высоких козлах стоял маляр и что-то подкрашивал. Носили стулья и столы, настраивали пульты. Грянула музыка, началась репетиция очередной программы. В зале погасили верхний свет. Маляр присел у своего ведра и вытащил «Беломор». По его лицу было трудно догадаться, как он оценивает происходящее.

А двое ведущих, отчаянно пытаясь быть веселыми и раскованными, начали тематическую программу. Она была посвящена истории Ленинграда.

Ведущие вели себя так, будто бы перед ними полный зал молодежи. На самом же деле их смотрели члены оргкомитета, человек восемь — усталые и задерганные предстоящим конкурсом.

Тем не менее их попытались втянуть в литературную викторину. За правильные ответы угощали жевательной резинкой. На экране мелькали слайды: петербургские дома, старинные гравюры и портреты. Попутно члены оргкомитета узнавали, что «царь заставил Пушкина посещать придворные балы», «американцы построили Дом книги», а «литератор Греч ссорил Пушкина с Николаем Андреевичем Гоголем»…

Это была чудовищная мешанина из имен, дат и непроверенных, а то и просто неверных фактов.

Маляр спустился с козел и исчез в неизвестном направлении.

После короткого и энергичного обсуждения программа была отвергнута.

«В известной басне Крылова герой объедается популярным первым блюдом! Как называется это блюдо? Какие первые блюда вы еще знаете?»

«Уха, — страдая от неловкости, отвечали члены оргкомитета. — Борщ. Харчо. Солянка…»

Вот именно, солянка.

И вот началось!

Председатель жюри объявила об открытии заключительного тура, и в зал, точно цунами, выкатился из колонок первый аккорд музыки. В центре зала было свободное место для танцев. По бокам располагались столики. За столиками сидели молодые люди. Опоздавшие спешили на свои места из буфета, прижимая к груди бутылочки пепси-колы и бережно неся тарелки с бутербродами.

— Наша дискотека начинает свою программу! Желаем вам приятного отдыха!

Ритм, ритм!

Будто к уху приложили подушку и колотят по ней деревянной скалкой. В центре зала откуда ни возьмись появились извивающиеся фигурки, затянутые во что-то блестящее. Они напоминали шелковичные коконы, только до чрезвычайности подвижные. Это были заводилы танцев. Возглавлял их небольшого роста молодой человек в полупрозрачной белой накидке. Серебряная ленточка стягивала его античную шевелюру. Он был похож на мотылька и Амура одновременно. Пока он солировал в центре зала, обнаруживая явную балетную выучку, его коллеги вытягивали за руки в круг первых танцующих.

Маленькая девушка с пышной гривой волос, похожая на пони, прогарцевала мимо меня, возглавляя змейку пляшущей молодежи. Я остался в одиночестве за своим столиком и стал медленно чистить апельсин, стараясь не смотреть в облицованную зеркальным стеклом колонну напротив, где делало то же самое мое старое и неуместное изображение. Оно мне не нравилось.