А требовалось немногое: мудрость и доброжелательность, уважение к молодым музыкантам и способность не слишком вмешиваться в их дела. К сожалению, именно этих качеств недостает многим работникам культуры. И не только культуры.

А. А. Иванова не входила в жюри фестивалей, однако мы не сомневаемся, что ей приходилось отдуваться в верхах и за работу жюри.

Дом самодеятельного творчества имел в своей структуре и штатные единицы, непосредственно отвечающие за деятельность рок-клуба. Поначалу эту работу по совместительству выполняла заведующая оркестровым отделом Дома, но уже к III фестивалю на должность куратора рок-клуба была назначена Наталья Алексеевна Веселова, а чуть позже появилась и должность методиста, которую заняла Нина Александровна Барановская.

Наташа Веселова, женщина молодая, красивая и партийная, не была «своею» по определению, но она сразу почему-то приняла сторону рокеров, хотя вполне могла принять и обратную или же остаться равнодушной к их заботам. Способов обезопасить себя в глазах начальства было много. Например, стоило лишь несколько по-другому сформировать состав жюри (а это входило в обязанности Веселовой) — допустим, пригласить из Союза писателей кого-то, кто разделяет нынешние взгляды на рок Василия Белова (таких среди писателей очень много), а из Союза композиторов — тоже ему под стать, — и все было бы о’кей. В лауреатах ходили бы самые «чистенькие» и безобидные. Правда, скорее всего кончилось бы тем, что рокеры ушли бы обратно в «андерграунд», но это — их личное дело, ежели не хотят слушать старших!

Веселова, как и полагалось ей по фамилии, вела дело весело и бесстрашно. Иногда валяла дурочку, прикидываясь перед разгневанным начальством наивной гимназисткой: «А что в этой песне плохого?» Иногда ревела, обиженная рокерами, которым не было дела до сложностей поведения между молотом и наковальней. Но всегда была предана делу душой, об этом не грех сегодня вспомнить. Наверное, на этой тяжелой работе и нужно было обладать легким и беззаботным характером, иначе грозил невроз, но часто так получается, что человек, делающий свое дело легко и внешне беззаботно, не удостаивается почета. Мы гораздо больше ценим мучеников и страдальцев, сующих нам в нос свои беды. Это мы замечаем. Между тем мучения и страдания сами по себе еще не обеспечивают успеха в выполняемом тобою деле. Скорее, даже мешают ему. Вот почему, когда рок-клуб обрел финансовую самостоятельность и обзавелся собственными штатами, о Веселовой как-то забыли, вернее, вспомнили, что она не «своя» и в музыку вроде как не врубается… Между тем много раз, когда клуб висел на волоске и к Наташе являлись люди из комитетов и управлений, именно ее улыбка, мягкость, женственность и очаровательная наивность спасали положение. И красота, не без того…

Нина Барановская, придя в Дом самодеятельного творчества из университетской многотиражки, где ей с большим трудом удавалось изредка публиковать статьи в защиту АКВАРИУМА, очень быстро стала «своей». Ей не помешало даже то, что выполняла она, по сути, работу цензора, то есть литовала лохматые и колкие тексты рокеров и подписывала разрешения на их публичное исполнение. Литовка Барановской отличалась удивительным по тем временам либерализмом. Нечего было и думать о том, чтобы залитовать в официальном органе такой, скажем, текст:

Здесь с чувством удовлетворенности ложатся спать,
Здесь с чувством удовлетворенности встают,
От всех невзгод, обид, сомнений и т. д.
Лекарство — труд, труд, труд, труд, труд…

А Нина Барановская спокойно ставила свою визу, после чего Костя Кинчев, усилив и без того неслабый текст своими движениями и голосом, полным сарказма, обрушивал его на головы публики.

Впрочем, насколько спокойно было Нине, мы не знаем. Похоже, она жила как на вулкане, тем более что прекрасно знала тексты, которые при всем желании залитовать тогда не могла и которые все-таки исполнялись время от времени, каждый раз вынуждая ее объясняться с начальством.

Последний такой скандал, правда крупный, случился на IV фестивале, когда Михаил Борзыкин из группы ТЕЛЕВИЗОР спел несколько незалитованных песен, в том числе «Выйти из-под Контроля». В зале ДК «Невский», где в проходах через каждые два метра стояло по милиционеру в шинелях, обращенному лицом к публике, такая песня не могла не вызвать восторга.

Можно сказать, что Борзыкин этой акцией фактически отменил литовку, показав ее бессмысленность. Если уж человеку вообще разрешили выйти на сцену, то он все равно споет, что ему хочется. Литовка превратилась в пустую формальность, и уже на следующем фестивале рокеры пели все без исключения представленные тексты. А Нина Барановская превратилась в заботливую рок-маму, опекающую наиболее стремных питомцев.

Вклад названных женщин в рок-движение совершенно неоценим. Они в те годы были единственными, кого можно было снятьс занимаемой должности, объявить выговор, лишить премии и пр. В самом деле, разве можно было снять Гребенщикова с должности лидера АКВАРИУМА? Разве можно было объявить выговор Кинчеву? Разве можно было лишить премии Цоя, работавшего кочегаром в одной из котельных на Петроградской стороне?

Рокерам нечего было терять, «кроме своих цепей». А штатным работникам Дома можно было потерять хотя бы свою скромную зарплату. Да бог с ней, с зарплатой! Такую зарплату можно было найти и в другом, более спокойном месте. Думаю, что и А. Иванова, и Н. Веселова, и Н. Барановская понимали, что их место — здесь, что ни в коем случае нельзя давать повода для увольнения, ибо тогда на их место поставят «чужих» и дело будет загублено. Нам представляется чудом, что никого из них не уволили и они сумели довести корабль рок-клуба сквозь бури и штормы застоя до спокойной гавани либерализма и гласности. И ладно бы они лишь «попустительствовали», так нет — они активно защищали рокеров; чего стоит хотя бы участие Нины Барановской в знаменитом «процессе „Кинчев против „Смены““»!

РД, конечно, принадлежал к «посторонним», но тяготел к «своим». Таких раньше называли «попутчиками». На II фестивале он был еще новичком, слишком многого не знал, приглядывался.

Нам любопытно, каким образом РД в те времена определял свое мнение относительно той или иной группы, того или иного выступления? Ведь можно было запросто сесть в лужу, поскольку опыт слушания рок-музыки был совсем невелик. РД еще недоступна была область «чистого кайфа», он пытался вслушиваться в слова, читал напечатанные на машинке тексты… Через два-три года вопросов уже не возникало: «потащился», значит, хорошо! И все же именно тогда, на II фестивале, у РД начал складываться чувственный подход к явлению. Грубо говоря, подход «от пупа». Можно было размышлять и анализировать до головной боли и все равно не понять, почему КИНО — это хорошо, а какой-нибудь ОРНАМЕНТ, у которого и звучание первоклассное, и вокал профессиональный, и стихи Арсения Тарковского, — все равно плохо! А «пупом» это понималось отчетливо.

Кроме того, РД в перерывах между концертами всегда обменивался мнениями с коллегами, прислушивался к тому, что говорят более опытные люди, сравнивал со своими ощущениями. Он радовался, когда его внутреннее ощущение от концерта совпадало с аргументированной оценкой Артема Троицкого или Николая Мейнерта, с которыми он заседал в жюри, и огорчался, если сходную с ним позицию высказывали представители комсомола.

Каждому делу, в том числе и оценке искусства, надо учиться.

И все же главное — надеяться на себя, на свой душевный опыт и вкус, избегая по возможности категоричности, то есть не считая свое мнение незыблемым. Так, уже во время II фестиваля РД понял, что допустил с Майком некоторую промашку в своей неопубликованной статье. ЗООПАРК не стал лауреатом на том фестивале, но РД, как представителю Союза писателей, удалось записать в решение жюри пункт: «Наградить Михаила Науменко грамотой за последовательную разработку сатирической темы». Тогда это формулировалось так, хотя РД уже догадывался, что в песнях Майка лирики больше, чем сатиры.